– У них ребенок родился, они счастливы…, – горько вздохнул Аарон, – а я? Когда я встречу девушку, которую никуда не захочется отпускать? Как Габи покойную, как Клару…, – незнакомка прижимала к груди книгу.
– Мне нужен капеллан Горовиц…, – выдавила из себя девушка, – то есть раввин Горовиц, то есть…, – тонкая рука протянулась к Аарону. Он смотрел на потрепанный томик, переплетенный в черную кожу, на шестиконечную звезду, тусклого золота.
– Дедушка Джошуа последним Тору видел. Восемьдесят лет назад, в форте Ливенворт, в Канзасе, когда бабушку Мирьям похитили. Ее украл старейшина Элайджа Смит, отец дедушки Джошуа…, – Аарон, много раз, слышал семейную легенду, от отца.
Доктор Горовиц разводил руками:
– Бабушка Мирьям книгу потеряла, в скитаниях. Тогда Запад совсем диким был. Жаль, конечно, Торе три сотни лет. Аарон Горовиц в Южной Америке ее хранил, когда в джунглях обретался…, – Аарон подумал, что кинжал все еще у сестры:
– Клинок тоже очень старый, старше Торы. Может быть, девушка, из мормонов. Они скромно одеваются. Нашла где-то книгу…, – она откинула изящную голову:
– Меня зовут Дебора Маккензи, я оттуда…, – девушка махнула в сторону ограды, – мне нужна ваша помощь, капеллан Горовиц. Я не еврейка, однако, у меня в семье сохранилась Тора. Здесь что-то написано…, – взяв книгу, Аарон, невольно коснулся, на мгновение, ее руки.
Дебора почувствовала твердую, уверенную ладонь, на плече:
– Не бойся, Двора, – ласково шепнул знакомый голос, – как сказано: «Доколе не восстала я, Двора, доколе не восстала я, мать в Израиле». Все случится, обязательно. Воспряни, Двора…, – рав Горовиц, вежливо, сказал: «Прошу вас, мисс Маккензи».
Девушка поняла, что он держит дверь барака открытой, пропуская ее вперед.
– Простите, – Дебора, смутившись, шагнула внутрь.
Черные косы метнулись, Аарон вдохнул запах дыма и свежей воды. Он оглянулся, следуя за девушкой по коридору. В звездной ночи, в свете бледной луны, Аарон увидел белый всполох. Птица раскрыла крылья, исчезая над крышами Хэнфорда.
В пятницу Аарон особенно тщательно убрал синагогу. Она обещала принести подсвечники. На прошлой неделе они зажигали свечи, поставив их на тарелку, из столовой. Аарон записал, в блокноте, что надо привезти из Сиэтла бокал, для вина, и салфетку, для хал.
Распогодилось, в открытом окне сияло полуденное солнце, щебетали птицы. Аарон стоял, над ведром с водой, держа швабру. Он смотрел на ограду базы, на шлагбаум, преграждавший дорогу в научную зону. Рукава рубашки он закатал и снял ботинки. Пол рав Горовиц научился мыть в ешиве. Они сами прибирали зал для занятий и кухню. Аарон привел в порядок дом кузена Авраама, в Еврейском Квартале. Он помнил маленький сад, с гранатовым деревом, голубей, порхавших среди зеленых, свежих листьев.
– В Израиле сейчас весна…, – он смотрел на луч света, на чистом полу, – все цветет. Гранаты, миндаль. Вокруг Кирьят Анавим, на холмах, цветы появились…, – Аарон, всю неделю, ловил себя на том, что вспоминает «Песнь Песней»:
– Зима миновала, дожди прошли, ушли совсем. Первые ростки показались в стране, время певчих птиц пришло, голос горлинки слышен в краю нашем…
– Голос горлинки,– бормотал Аарон, – ее голос…, – он больше ни о чем, не мог думать. Он представлял себе темные, миндалевидные глаза, с золотистыми искорками, тонкие, красивые руки. На пальцах девушки Аарон заметил пятна от чернил, и от ленты пишущей машинки. Дебора поймала его взгляд:
– Я ученый…, – коротко сказала девушка, – пишу докторат. Я по контракту работаю, я не имею права…, – Аарон сглотнул:
– Что вы…, мисс Маккензи, то есть кузина Дебора…, – он едва заставил себя произнести «кузина», – я тоже подписывал бумагу, о неразглашении…, – документы выдавали на аэродроме Хэнфорда. Заведовал оформлением новоприбывших угрюмый капитан, в очках, с почти лысой головой. В бумаге говорилось, что любые сведения о местоположении базы, и происходящем в Хэнфорде, являются строго секретными. Разглашение каралось военным трибуналом. Приняв от Аарона подписанную бумагу, капитан, кисло, заметил:
– Напоминаю, что в компетенции трибунала вынести смертный приговор, лейтенант. Это я всем говорю, – он усмехнулся, пряча документ в папку, – на всякий случай…
Аарон смотрел на четкий, решительный почерк, на развороте книги. Покойная бабушка Мирьям писала карандашом.
Он молчал, собираясь с силами: «У вас в семье была эта книга, мисс Маккензи…»
На высоких скулах пылал румянец:
– Да. От матери моей, от бабушки. Я из народа Большой Птицы, мы в Монтане живем. То есть мой отец был еврей…, – она протянула Аарону фото, – однако он не знал, что я…, – девушка вздохнула,– что я родилась. Он умер, в прошлом году. Моя мать была вождь, Поющая Стрела Маккензи, и моя бабушка тоже. Ее Амада Маккензи звали, Лесная Роса. Я правнучка Меневы, тоже вождя. Вы, наверное, слышали о нем. Это мой отец писал? – озабоченно, добавила девушка.
Аарон перевел ей год издания Торы, 1648. Книгу напечатали в Амстердаме, принадлежала она Элишеве Горовиц:
– Ее родители развелись. Мать увезла детей в Новый Свет, в еврейскую колонию, в Суринаме…, – Аарон спохватился:
– Мисс Маккензи, садитесь, пожалуйста…, – он отодвинул табурет:
– Я кофе сварю. У нас плитка…, – глядя на мисс Маккензи, он просыпал кофе. Девушка прижимала к груди книгу:
– То есть мой отец был родственником Элишевы Горовиц? А вы откуда о ней знаете…, – Аарон, конечно, не только рассыпал кофе, но и обжег руку, разливая его в армейские, оловянные чашки:
– Бабушка Мирьям встретила Меневу, во время скитаний. Они назвали дочь Авиталь, в память о матери бабушки Мирьям…, – женщина обращалась к дочери, используя еврейское имя, но упомянула, что среди индейцев она Амада.
Передавая мисс Маккензи чашку, Аарон подул на руку:
– Нет. Не ваш отец. Послушайте меня…, – Дебора, невольно, открыла рот.
Он говорил об Аароне Горовице, родившемся в джунглях, и похороненном на Масличной Горе, в Иерусалиме, говорил об его внучке, Мирьям, одной из первых женщин в Европе, получивших диплом врача:
– Она бежала от мормонов, когда ее похитили, и познакомилась с вашим прадедом, Меневой. Здесь все сказано…, – Дебора слушала его низкий, красивый голос. Прабабушка писала дочери о том, как звали ее бабушку, Ханой, и прабабушку, Деборой. Она добавила, что очень любит Авиталь, и всегда будет молиться о ее здоровье и благополучии:
– Расти хорошей девочкой, милая, и заботься об отце. Он очень меня любил. Помни, что ты еврейка, и твои дочери, внучки и правнучки тоже будут еврейками…, – Аарон помолчал:
– Здесь и дата, и подпись. 12 июня 1861 года, Мирьям Мендес де Кардозо, дочь Шмуэля и Авиталь, из Амстердама, Голландия.
Мисс Маккензи легко, взволнованно дышала:
– Поэтому мою мать звали Анной, а меня Деборой. Но как? Мой прадед, Менева, наверное, рассказал все моей бабушке…, – она показала на карандашные строки. Дебора услышала, издалека, знакомый голос:
– Он не успел, милая. Я обо всем позаботилась. И о тебе, тоже позабочусь…, – Дебора, наконец, поняла, кто это. Рав Горовиц говорил ей о Ханеле:
– Она за сто лет перевалила…,– мужчина помолчал, – в конце прошлого века умерла. Вы тоже ее потомок. Она была…, – Аарон повел рукой. Дебора кивнула:
– Человек неба. Я знаю, у нас тоже есть подобные люди…, – она сидела, не оставляя Тору, слушая рава Горовица.
Ее ближайший родственник, внук Мирьям Кроу, служил в британских военно-воздушных силах:
– Полковник Стивен Кроу, – улыбнулся рав Горовиц, – он женат. Они ребенка ждут, в марте. Ваша кузина, покойная, леди Констанца, тоже была ученым, физиком. Она три года назад погибла, молодой…, – мисс Маккензи, по ее словам, исполнилось двадцать два. Аарон, быстро, рассказал ей о семье:
– В Нью-Йорке, у моего отца, есть родословное древо, огромное. Если вы разрешите, я напишу…, – Аарон, внезапно, понял:
– Господь, почему-то, меня всегда выбирает, для встреч с кузинами…, – он развеселился:
– Сначала Регина, теперь мисс Маккензи. Но Регина была близкой родственницей, а она, то есть Дебора…, то есть мисс Маккензи…, – Аарон проводил ее до шлагбаума. У мисс Маккензи имелся особый пропуск, а раву Горовицу дальше хода не было.
В столовой еще не закончился фильм. Тучи рассеялись, ночь оказалась звездной. С реки Колумбия дул свежий ветер. Черные косы лежали на ее плечах. Девушка хихикнула:
– Я хотела в кино сходить. То есть к вам тоже. Я говорила, я в Орегоне собиралась. Напишите, конечно…, – Дебора запнулась:
– Я сиротой росла, в интернате училась, для индейцев. У меня племя есть, обо мне заботились, но я очень рада, что теперь…, – Аарон пригласил ее на шабат, замявшись:
– Вы еврейка, кузина Дебора, по нашим законам…, – он кивнул на Тору, в руках у девушки:
